Дорогие коллеги, сезон практически окончен и появилось время, которое можно потратить НЕ на розы.)))
Впрочем, читая многих и многих, в очередной раз убеждаюсь, что вне зависимости от времени года садовод остается садоводом. Если мы не обихаживаем розы, значит мы о них говорим, рассматриваем, читаем.
Забавно, как подавляющее большинство розоводов, ежегодно, посыпая голову пеплом и порывая рубахи на груди (я - не исключение))), клятвенно заверяет себя и коллег, что в следующем сезоне НИКОГДА, НИ ЗА ЧТО, НИ ЗА КАКИЕ КОВРИЖКИ!!!!У меня уже нет места, нет здоровья, нет денег, нет доверия к этим негодным поставщикам!!!))))
При этом, продолжают шерстить каталоги, злонамеренно высылаемые поставщиками и выложенные в интернете. И вот уже списочек совершенно необходимых в хозяйстве розок, вначале скромный, вырастает до неприличных размеров!)))
И вот в связи со всем этим, мне вспомнилась замечательная книга одного из любимых писателей, Карела Чапека - "Год садовода".
Уверена, что многие читали это произведение, которое, после моего "заболевания" садоводством и розами в частности, стало настольной моей книгой.
Я читала ее и раньше, но видит Бог, по настоящему поняла, насколько это гениальное произведение, только пополнив ряды влюбленных в розы.)))
Начался декабрь и я хочу выложить одну главу из Чапека, где мастер рассказывает именно об этом месяце в жизни садовода.
Надеюсь, все, не читавшие это произведение, получат огромное удовольствие, узнав в описании себя.)))
А давних поклонников приглашаю рассказать о том, как и когда они прочли этот катехизис садовода.)))


ДЕКАБРЬ САДОВОДА

Ну вот, теперь все кончено. До сих пор он рыл, копал и рыхлил, переворачивал, известковал и унаваживал, пересыпал землю торфом, золой и сажей, подстригал, сеял, сажал, пересаживал, делал отводки, опускал в землю луковицы и вынимал на зиму клубни, поливал и опрыскивал, косил траву, полол, укрывал посадки хвоей или окучивал их. Все это он делал с февраля по декабрь, – и только теперь, когда весь сад завален снегом, вдруг вспомнил, что забыл одно: полюбоваться им. Некогда было. Летом бежишь взглянуть на цветущий энциан – по дороге остановишься, из травы сорняк вырвешь. Только думал насладиться красотой расцветающих дельфиниумов – видишь: надо устраивать им подпорки. Расцвели астры, побежал за лейкой – поливать. Расцвел флокс, выдергивай пырей; зацвели розы, смотри, где им надо обрезать дикие побеги либо уничтожить колонии мучнистой росы. Расцвели хризантемы, кидайся на них с мотыгой – взрыхлять слежавшуюся землю. Да что вы хотите: дела было все время по горло. Когда же тут, засунувши руки в карманы, смотреть, как все это выглядит?

Но теперь, слава богу, кончено. Правда, кое что еще надо бы сделать. Там, сзади – земля, как свинец, и я все собирался пересадить эту центаврию… ну да уж ладно. Снегом завалило. Что ж, садовод, пойди, наконец, полюбуйся на свой сад! Вот это черное, что выглядывает из под снега, – вискария; этот сухой стебель – голубые орлики; этот ком опаленных листьев – астильба. А та, метелка – астра ericoides, а здесь, где сейчас пусто, – тут оранжевая купавка, а та кучка снега – диантус, ну, конечно, диантус… А вот тот стебелек – красная острожка. Бррр, как мороз пробирает! И зимой то нельзя полюбоваться своим садом.

Ну, ладно, затопите мне печь. Пускай сад спит под снежной периной. Нужно подумать и о другом. У меня полон стол непрочитанных книг; примемся зачтение; а сколько планов и забот! Пора заняться и ими. Только хорошо ли мы все укрыли хвоей? Достаточно ли утеплили тритому, не забыли ли прикрыть плумбаго? А кальмию надо бы затенить какой нибудь веточкой! И как бы не замерзла наша азалия! А вдруг не прорастут луковички азиатского лютика? Тогда высадим на это место… что бы такое? Посмотрим ка прейскуранты.

Итак, в декабре сад воплотился в огромное количество садоводческих каталогов. Сам садовод проводит зиму за стеклом, в натопленном помещении, заваленный по горло отнюдь не навозом или хвоей, а садоводческими прейскурантами и проспектами, книгами и брошюрами, из которых он узнает, что:
1) самыми ценными, благородными и прямо таки необходимыми сортами являются как раз те, которых у него в саду нет;
2) все, у него имеющееся, – “слишком нежно” и “легко вымерзает”; к тому же он посадил на одной и той же клумбе, рядом, растения “влаголюбивые” и “боящиеся сырости”, а то, что он постарался высадить на самое солнце, требует как раз “полной тени” – и наоборот;
3) существует триста семьдесят, а то и больше, видов растений, “заслуживающих особого внимания”, которые “должны быть в каждом саду”, или во всяком случае представляют собой “совершенно новую разновидность, по своим качествам далеко превосходящую прежде выведенные”.
Обычно в декабре все это сильно портит садоводу настроение. Его берет страх, что под влиянием мороза или сильного припека, сырости, сухости, обилия солнца или недостатка его, ничто из посаженного им не примется. И он начинает ломать себе голову, как бы возместить страшный ущерб.
Кроме того, он видит, что даже если эту беду как нибудь пронесет мимо, у него в саду не будет почти ни одного из тех “ценнейших, пышноцветущих, совершенно новых, непревзойденных” сортов, о которых он прочел в шестидесяти каталогах; вот это уж действительно недопустимый минус, который необходимо так или иначе устранить. Тут зимующий садовод совсем перестает думать о том, что у него в саду имеется, и отдается мыслям о том, чего там нету; а этого – гораздо больше. Он набрасывается на каталоги и отчеркивает в них то, что необходимо заказать, что нужно завести во что бы то ни стало. С наскоку он намечает к приобретению четыреста девяносто видов многолетников, которые надо заказать непременно. Пересчитав их и несколько умерив свой пыл, он с болью в сердце начинает вычеркивать те, от которых пока придется отказаться. Эту мучительную ампутацию приходится проделать еще пять раз, так что в конце концов остается каких нибудь сто двадцать “самых ценных, благородных и необходимых” многолетников, которые он, охваченный восторгом, тотчас и заказывает. “Господи, поскорей бы март!” – думает он при этом с лихорадочным нетерпением. Но господь помутил его разум: в марте он обнаруживает, что в саду у него с великим трудом найдешь разве два три места, куда еще можно что то посадить, да и то у самой изгороди, за кустами японской айвы."